За ужином у Антона де Скалона Томас подивился тому, что генерал в сей глухомани устроился вполне по-городскому. Печь была с муравленными под траву изразцами, с рельефными изображениями жар-птицы и львиных личин. Киоты с иконами, зеркала, портреты Екатерины Второй, графа Григория Орлова. Персидские ковры, дубовые столы и стулья, голландский фарфор.
К ужину было подано много варений и печений. Были канарский сахар и жулярский чай. Вделанные в стену над камином большие часы отмечали тихой музыкой каждую четверть часа.
Франсуаза играла на клавесине и пела песенки далекой Франции. Девильнев глядел, как вздымалась ее грудь, как крошечный рот изображал букву «о», когда Франсуаза брала высокие ноты. Он испытывал противоречивые чувства. Это была женщина с его родины, красивая и по-французски немножечко развязная. Она ему нравилась, но он невольно сравнивал её с Палашкой.
Через два дня он повел свой отряд в поход. Франсуаза стояла на крепостной стене и махала большим белым платком. На встречу с зайсанами отряду идти пришлось долго. Звенящий воздух, ели в распадках, освободившиеся из ледового плена чистые, гремучие реки. Дальние вершины гор напомнили Томасу Альпы. Но была непонятная пока особливость этого горного края. Здесь больше было величия и тайны. Огромный камень был на пути отряда, казалось, вот он, рядом, но отряд был в пути и час, и другой, и третий, а камень как бы отодвигался, не позволяя приблизиться к нему.
Лишь через два дня подошли вплотную к этому странному стражу гор. И было слышно, как в глубокой расселине шумит река. Дальше пришлось вести лошадей в поводу, навьючив на них снятые с телег тюки.
Двенадцать алтайских зайсанов собрались в маленьком таежном аиле. Вокруг них стояли шаманы с бубнами. У каждого на груди по девять кукол, символизирующих девять священных вершин Алтая. Важные старцы с длинными трубками, завидев приближавшегося к ним Девильнева, зацокали языками, поклонились, подали Томасу раскуренную трубку. Он глотнул дыма и чуть не задохнулся. Крепкий табак курили зайсаны! Затем все расселись под елями на камнях, покрытых коврами. Камни стояли полукругом, в центре горел костер. И жарилось мясо дикой козы. И пеклись лепешки.
Старший зайсан заговорил, и алтаец толмач перевел:
— Велик Алтай. И мы, двенадцать зайсанов, им правим. Было так, что мы не платили никому. Теперь приходят многие и требуют дани. Бегут люди из разоренной Джунгарии, хотят кушать и нападают на наших людей. Приходят люди Хун Ли, убивают нас. И беда каждый день идет с другой стороны. Мы делали письмо императрице Елизавете Петровне, прося великодушно принять нас со всеми нашими улусными людьми в подданство. Она писала ответ. Согласна. Она обещала нас оборонять от всех бед. И сегодня мы преломляем хлеб и на нем клянемся: на русских людей лука не натягивать, стрелы не накладывать, саблей не замахиваться, из фузеи не стрелять, никакого другого лиха не делать. Ежели кто с улусом своим изменит, то шею его рубить!
Зайсаны[22] отщипнули от лепешки по кусочку и сжевали. Затем каждый подполз к Девильневу и поцеловал лезвие его сабли. После этих церемоний зайсаны приложили печати к бумаге, в которой была записана их клятва на верность российскому престолу. Бумагу эту Девильнев поручил своему помощнику Жаку Сорелю упрятать в особливый ларец и беречь как зеницу ока.
Затем состоялся торжественный обед. Мясо дикой козы запечено было так искусно, что образовалась мягкая хлебная корка. Лепешки излучали аромат, туеса с медом и брусникой переходили из рук в руки. В чашках дымился китайский чай. Был и хмельной напиток, необычайного вкуса. Вскоре всем стало весело, и тогда Девильнев обратился к зайсанам:
— Достопочтенные! Мы теперь должны вас беречь и охранять. Для этого нам надо знать страну. Дайте нам доброго проводника.
— О, подобный грому и стреле, посланец великой императрицы! — сказал старший зайсан. — У нас есть человек Шегереш, который знает все тропинки всех гор, все озера и реки. Возьми Шегереша в проводники, мы ему верим как самим себе, и ты тоже верь ему!
И вскоре отряд Девильнева двинулся дальше в горы, распрощавшись с гостеприимными властителями горной страны. Шегереш ехал на маленькой лошадке рядом с Девильневым и говорил:
— В горах ваши большие лошади не годятся, они не умеют ходить над пропастью, ломают ноги о камни. Поменяйте своих больших лошадей на наших маленьких, вам же будет лучше!
Девильнев спрашивал Шегереша, какую должность правит он при зайсанах.
— Никакой! — сказал Шегереш. — Я подчиняюсь только солнцу, луне, огню и воде. Я охотник и путешественник, вот и все. Я обошел весь Алтай пять раз по пятьдесят! И все равно я не прошел и десятой части Алтая!
Девильнев опять живо представил, как, прощаясь, Франсуаза вложила в карман его камзола листок свернутого в трубку пергамента.
— Это вы должны прочесть, когда будете в горах! — шепнула она. Он счел это дамским капризом. И вот они идут к Алтын-ту — золотой горе, к Алтын-кель — золотому Телецкому озеру. А его карман жжет пергамент, в котором написано крестовым, секретным шифром: «Дорогой Брат, с нашей помощью вы попали в места известные, как кладезь ртути и золота. Это вернее всех ваших прежних изысканий, которые нам хорошо известны. И ложа велит вам пройти по легендарной Золотой горе, взять пробы породы для амальгации!»
Девильнев думал о том, что трудно будет ему жить, связанному принципом священной монархии и еще — клятвой и ритуалом посвящения в рыцари тайного ордена.
— Говорят, по берегам здешних рек можно найти красные глины, а по берегам озер водится серебро и золото? — спросил Девильнев.
Шегереш долго молчал, потом ответил на вопрос Девильнева легендой:
— В голодный год некий алтаец решил выменять огромный самородок на мешок ржи. Никто не стал менять хлеб на золото, и тогда отчаянный человек бросил свой кусок золота в озеро с горы. С тех пор гора и зовется золотой.
А Девильнев вспоминал, что неподалеку, около водопада Корбу, в 1633 году томское войско боярского сына Петра Сабанского разбило войска телецкого князька Мандрачки. Тогда телесы признавали себя подданными России. Сабанский поставил здесь Телецкий острог, зимой обмерил озеро, пройдя на лыжах по льду. Назвал он озеро Телецким потому, как ночью ему приснился белый телец. Но и острог разрушен, и алтайцы вновь присягают на верность. Мир вечно бурлит и изменяется, как сплав в тигле алхимика.
— Так ли здесь ценны металлы? — повторил вопрос Девильнев.
— Я покажу! — ответил Шегереш. — Я покажу это, чтобы туда не пришли другие. Теперь оставь здесь коней, повозки и охрану, возьми с собой двух верных людей, мы пойдем в пещеру.
